mayabudz.narod.ru/oath.html взято отсюда
Горели прощальной зарей небеса,
К закату светило клонилось,
Вдали еле слышно шумели леса,
И отблеском алым реки полоса
В последних лучах заискрилась.
Под сумрачным сводом темницы сырой
Въедино слились дни и ночи…
Но отсвет, рожденный вечерней зарей,
В тот вечер пронзил полумрак вековой,
Слепя к тьме привыкшие очи.
И узника два на тот призрачный блик
Взирали из тьмы неотрывно…
Казалось, он в самое сердце проник!
И первый печально главою поник,
И молвил он с болью надрывной:
«Доселе не в силах постичь я, отец, -
За что эта страшная кара?
Ужели нам завтра наступит конец?
Ужели угаснет огонь двух сердец,
Как пламя небесна пожара?
Как ярко во тьме его искры горят,
Глумяся над нашей судьбою!
К ним тайною силой прикован мой взгляд...
Страшит меня этот кровавый закат, -
Он гибель сулит нам с тобою!»
И узник второй ему молвил в ответ:
«На все, сын мой, воля Господня!
Иль, может, ты мыслишь, грехов на нас нет?
Опомнись! Поправшим священный завет
Дорога одна – в преисподню!
Мы жизненну чашу испили до дна,
Изведав и взлет, и паденье,
И властию мы насладились сполна:
От наших злодейств содрогалась страна, -
За то мы и терпим мученье!
В царя окруженье не кротостью мы
Средь прочих вельмож отличались!
То ведают мрачные стены тюрьмы,
Что ныне глядят на нас из полутьмы...
Величием мы упивались,
Всечасно следя, чтоб на миг не угас
В груди царя огнь злобы лютой...
Мы были в чести, все боялися нас,
Басмановых имя звучало подчас
Страшнее, чем имя Малюты!
Стояли с тобою мы в первых рядах
У трона опричной державы...
И думали ль мы, что рассыпется в прах
Все то в миг единый? Что в этих стенах
Мы примем погибель без славы?
Увы! Все былое исчезло, как дым!
Царь ныне в любом приближенном
Злой умысел видит! Несчастьям своим
Мы сами виною, и ныне горим
Во пламени, нами зажженном!
Что ж делать, Федюша! Знать, в жизни земной
Нам мзду за грехи принять должно,
Хоть чаял, признаться, я доли иной...»
Но чу! Раздаются шаги за стеной,
Скрежещут засовы тревожно,
И дверь распахнулась... Протяжно скрипят
Под чьей-то ногою ступени...
Царь входит в темницу, и с ним мрачный кат...
Смертельной тоскою и страхом объят,
Пал Федор пред ним на колени.
«Прости, повелитель, холопов своих! –
Он молит царя со слезами, -
Мы дум не держали крамольных, лихих,
Не ведаем вин за собой никаких, -
О, смилуйся, сжалься над нами!
Мы верно служили тебе много лет,
Измены же не замышляли,
Присяги своей не нарушили, нет!
Не верь, государь, - это гнусный навет, -
То недруги нас оболгали!»
И, плача, он царский сапог обнимал,
Рыданья его сотрясали...
С усмешкой на узника Грозный взирал,
И странный огонь в его взоре пылал,
Как искра на лезвии стали.
«Обаче, - изрек наконец властелин, -
Воистину дерзостны тати!
Но мнится, из вас хочет жить лишь один,
Взгляни-ка, Алешка, как хнычет твой сын,-
Почто ж и тебе не рыдати?
Иль, может, надежду уж ты потерял,
Иль мнишь то бесчестием низшим,
Чтоб раб о пощаде царя умолял?»
Но старший Басманов угрюмо молчал,
Как будто насмешки не слыша.
«Ну что же, - царь молвил, - я мыслил вчера
Обоих вас казни подвергнуть,
Но ныне грядет милосердья пора!
Мне любо смирение, и топора
Ты, Феденька, можешь избегнуть».
«О Боже! Ужели... Ужель я спасен?
Душа моя счастьем согрета!
Исчез ужас смерти, как призрачный сон,
И к жизни тобою я вновь воскрешен, -
Возможно ль поверить мне в это?
Зачем, государь, слов небрежной игрой
В истерзанном сердце рождаешь
Надежд и сомнений мучительный рой?
Жестоко смеешься ли ты надо мной
Иль вправду мне милость являешь?
О, если ты все же прощаешь меня,
В несчастную душу влагая
Замест мрака ночи сияние дня, -
Пойду за тебя я хоть в пламя огня,
Погибну, тебя прославляя!»
«Признаться, мне по сердцу Федькина речь,
Я ею зело позабавлен:
Когда голова вот-вот скатится с плеч,
То каждый клянется ее не беречь,
Коль будет от смерти избавлен.
Но может, ты верен мне лишь на словах, -
На деле же всяко возможно!
Отважную душу опутает страх,
И дрогнет орудье в безвольных руках...
Изведать допреж тебя должно!
Внимай же! Коль истинно хочешь ты жить
С неистовой силой такою,
Коль хочешь ты шкуру свою сохранить, -
Злодея Алешку ты должен казнить,
Зарезать своею рукою!»
Что с Федором стало при этих словах, -
Перо не опишет! Играла
Надежды улыбка еще на устах,
Но ужас застыл в неподвижных глазах,
Отчаянье душу сковало.
«Возможно ли? Как? Ты велишь, чтобы я
Родного отца смерти предал?
Нет, нет! Лучше дыба, топор иль петля!
Расступится пусть подо мною земля!
Свидетель мне Бог, я не ведал,
Что этой ценой ты купить жизнь мою
Прикажешь мне... Разум мутится...
И свет в очах меркнет... Я словно стою
У бездны отверстой на скользком краю
И должен с душою проститься!»
«Так что же, Федюша, я прав был иль нет?
Исполнен ты будто боязни?
Хочу я изведать, сколь прочен обет,
Тобою мне данный, лукавый клеврет!
Тебе ли не по сердцу казни?
Лишь только тогда меня ты убедишь,
Что всею душою мне верен,
Когда в грудь отцу сей кинжал ты вонзишь!
Согласен иль нет? Отчего же молчишь?
Иль, может, нарушить намерен
Ты клятву, на коей мне крест целовал?
Тому уж пять лет миновало, -
Ты в избранный круг слуг опричных вступал,
И царскую волю блюсти обещал
Как Божией воли зерцало!
Ужель позабыл ты присягу свою?
Отрекшись от отчего крова,
Забыв узы дружбы, родных и семью,
Клялся ты служить одному лишь царю,
Лишь царского слушаться слова!
Свершись же, возмездье! Час пробил изъять
Орудье из дремлющих ножен!
Мне ныне угодно тебя испытать, -
Чего же ты ждешь? Пред тобою мой тать,
И клятву исполнить ты должен!»
В безмолвье опричник застыл пред царем,
Как призрак, недвижный и бледный...
И грянул внезапно с небес ясных гром,
Земля содрогнулась, разлился кругом
Свет зарева огненно-медный.
«Молчишь ты? Добро же! – вскричал в гневе царь. –
Прими ж ныне мзду по заслугам!
Противиться смеешь мне, смерд, подлый псарь?!
До клятвы святой, клятвы, данной мне встарь,
Нет дела моим верным слугам!
Нарушивши слово, забывши устав,
Себя самого обрекаешь
На лютую муку земную! Поправ
Заветы святые, пред Богом солгав, -
Ты в ад свою душу ввергаешь!
Умрите ж, изменники! Кровью своей
Заплатите вы за крамолу!
Еще не придумано казни страшней,
Чем та, что постигнет коварных сих змей,
Замысливших гибель престолу!
Ты мог бы спастись от расправы лихой,
Когда б мою выполнил волю...
Но ты себя губишь своей же рукой,
Но полон упорства ты в час роковой, -
И ждать не намерен я доле!»
И вздрогнул Басманов при слове таком,
И в очи царю глянул смело,
И взор его яростным вспыхнул огнем,
Решимость горела безумная в нем, -
Решимость на страшное дело!
С кинжалом в руке подошел он к отцу
И замер пред ним на мгновенье...
Струилися слезы еще по лицу,
Но вызов, ликуя, уж бросил Творцу
Убийства невидимый гений.
Их встретились взоры на краткий лишь миг,
Но этого было довольно!
Прочел в взгляде сына Басманов-старик
Ужасную участь свою и поник
Седою главою невольно.
И, в воздух взметнувшись, кинжал зазвенел,-
И луч огневого светила
На лезвии хладном, играя, алел, -
И, будто пронзенный десятками стрел,
Сражен смертоносною силой,
Басманов-отец пал на каменный пол,
За грудь ухватившись рукою, -
Кинжал ему в самое сердце вошел!
И взор умирающий к сыну возвел, -
Взор, полный предсмертной тоскою...
И бросился наземь убийца, и сжал
Отцовскую длань в исступленье,
Ее поцелуями он покрывал,
Как будто теперь лишь прозрел и познал
Жестокую муку прозренья.
«Что сделал я, Господи! Батюшка мой!
Нет в свете страшней преступленья!
Греми ж, гром небесный, над грешной главой!
О Боже! Низвергни мя в ад огневой
На вечные, злые мученья!
Пред Страшным Судом, пред законом людским
Мне нет и не будет пощады...
Пусть буду навек ненавистен я им, -
Нет дела до них мне!.. Пред взором твоим,
Что меркнет, как пламя лампады, -
Мне все безразлично! Отец мой, прости,
Прости недостойного сына!
Не мог я свой крест со смиреньем нести,
Чрез плоти мучения душу спасти -
Не мог! Но лихая кончина
Тебя, не меня, настигает теперь,
И я ей виной! Кровопийца,
Жестокий палач я, безжалостный зверь, -
Но лютая мука терзает, поверь,
Несчастного отцеубийцу...»
И внемлет ответу он...Слышен едва
Был шепот, пронзающий душу...
Откинулась навзничь седая глава,
Но слышались снова убийце слова:
«Храни тебя Боже, Федюша!»
И мертвых очей немигающий взор,
Исполненный тихой печали,
Глядел на него... В них безмолвный укор
Горел словно луч в темных недрах озер
Лазурной, неведомой дали.
И вспрянул Басманов, и стиснул кинжал
Рукою дрожащей в смятенье.
«Гляди же! – с усмешкой царю он сказал, -
Довольно ль я верность свою доказал,
Иль ты еще полон сомненья?
Немало безвинныя крови пролил
На службе твоей я, - но ныне
Грехом несказанным себя я покрыл, -
В угоду тебе я отца умертвил –
Доволен ли ты, господине?
Возрадуйся, царь! Отчего ж ты не рад?
Я клятву соблюл, повелитель!
Угасни же, жизнь, как тот алый закат!
Чего ж, опричь смерти, достоин я, кат,
Свирепый и лютый губитель?
Вся мерзостность в час сей открылася мне,
Вся низость моих всех деяний!
Нет в бездне великой на адовом дне,
В пылающем вечно ужасном огне
Достойных ее наказаний!
Простил ты, сраженный сыновьей рукой,
Свово палача! Не иначе
Немого забвенья блаженный покой
Тебя ожидает! Но мне не такой
Судьбою удел предназначен.
О Боже! Почто ты мне разум затмил,
Почто не отвел ты удара!
Отец, мой отец! Не тебя я убил, -
Себя самого я навек погубил! –
Свершись же, небесная кара!»
Кинжал прозвенел, и опричник младой,
Померкшим окинувши взглядом
Тюрьму и шепнув со смиренной мольбой:
«Помедли, отец, - я иду за тобой!», -
Пал с мертвым родителем рядом.
И сумрак над ними сгустил свой покров,
Как ночь непроглядно-глубокий, -
И смерти всесильной таинственный зов
Мятежную душу исторг из оков...
И лес встрепенулся далекий,
И шепот дерев вторил зову тому...
Заката кровавого блики,
Искрясь и пронзая зловещую тьму,
Прощальным огнем озаряли тюрьму
И узников мертвые лики.
В печали безмолвной померк небосвод...
Река безмятежно играла
Струями лазури... Над бездною вод
Две птицы чертили тревожный полет,
Светило вдали угасало.
Горели прощальной зарей небеса,
К закату светило клонилось,
Вдали еле слышно шумели леса,
И отблеском алым реки полоса
В последних лучах заискрилась.
Под сумрачным сводом темницы сырой
Въедино слились дни и ночи…
Но отсвет, рожденный вечерней зарей,
В тот вечер пронзил полумрак вековой,
Слепя к тьме привыкшие очи.
И узника два на тот призрачный блик
Взирали из тьмы неотрывно…
Казалось, он в самое сердце проник!
И первый печально главою поник,
И молвил он с болью надрывной:
«Доселе не в силах постичь я, отец, -
За что эта страшная кара?
Ужели нам завтра наступит конец?
Ужели угаснет огонь двух сердец,
Как пламя небесна пожара?
Как ярко во тьме его искры горят,
Глумяся над нашей судьбою!
К ним тайною силой прикован мой взгляд...
Страшит меня этот кровавый закат, -
Он гибель сулит нам с тобою!»
И узник второй ему молвил в ответ:
«На все, сын мой, воля Господня!
Иль, может, ты мыслишь, грехов на нас нет?
Опомнись! Поправшим священный завет
Дорога одна – в преисподню!
Мы жизненну чашу испили до дна,
Изведав и взлет, и паденье,
И властию мы насладились сполна:
От наших злодейств содрогалась страна, -
За то мы и терпим мученье!
В царя окруженье не кротостью мы
Средь прочих вельмож отличались!
То ведают мрачные стены тюрьмы,
Что ныне глядят на нас из полутьмы...
Величием мы упивались,
Всечасно следя, чтоб на миг не угас
В груди царя огнь злобы лютой...
Мы были в чести, все боялися нас,
Басмановых имя звучало подчас
Страшнее, чем имя Малюты!
Стояли с тобою мы в первых рядах
У трона опричной державы...
И думали ль мы, что рассыпется в прах
Все то в миг единый? Что в этих стенах
Мы примем погибель без славы?
Увы! Все былое исчезло, как дым!
Царь ныне в любом приближенном
Злой умысел видит! Несчастьям своим
Мы сами виною, и ныне горим
Во пламени, нами зажженном!
Что ж делать, Федюша! Знать, в жизни земной
Нам мзду за грехи принять должно,
Хоть чаял, признаться, я доли иной...»
Но чу! Раздаются шаги за стеной,
Скрежещут засовы тревожно,
И дверь распахнулась... Протяжно скрипят
Под чьей-то ногою ступени...
Царь входит в темницу, и с ним мрачный кат...
Смертельной тоскою и страхом объят,
Пал Федор пред ним на колени.
«Прости, повелитель, холопов своих! –
Он молит царя со слезами, -
Мы дум не держали крамольных, лихих,
Не ведаем вин за собой никаких, -
О, смилуйся, сжалься над нами!
Мы верно служили тебе много лет,
Измены же не замышляли,
Присяги своей не нарушили, нет!
Не верь, государь, - это гнусный навет, -
То недруги нас оболгали!»
И, плача, он царский сапог обнимал,
Рыданья его сотрясали...
С усмешкой на узника Грозный взирал,
И странный огонь в его взоре пылал,
Как искра на лезвии стали.
«Обаче, - изрек наконец властелин, -
Воистину дерзостны тати!
Но мнится, из вас хочет жить лишь один,
Взгляни-ка, Алешка, как хнычет твой сын,-
Почто ж и тебе не рыдати?
Иль, может, надежду уж ты потерял,
Иль мнишь то бесчестием низшим,
Чтоб раб о пощаде царя умолял?»
Но старший Басманов угрюмо молчал,
Как будто насмешки не слыша.
«Ну что же, - царь молвил, - я мыслил вчера
Обоих вас казни подвергнуть,
Но ныне грядет милосердья пора!
Мне любо смирение, и топора
Ты, Феденька, можешь избегнуть».
«О Боже! Ужели... Ужель я спасен?
Душа моя счастьем согрета!
Исчез ужас смерти, как призрачный сон,
И к жизни тобою я вновь воскрешен, -
Возможно ль поверить мне в это?
Зачем, государь, слов небрежной игрой
В истерзанном сердце рождаешь
Надежд и сомнений мучительный рой?
Жестоко смеешься ли ты надо мной
Иль вправду мне милость являешь?
О, если ты все же прощаешь меня,
В несчастную душу влагая
Замест мрака ночи сияние дня, -
Пойду за тебя я хоть в пламя огня,
Погибну, тебя прославляя!»
«Признаться, мне по сердцу Федькина речь,
Я ею зело позабавлен:
Когда голова вот-вот скатится с плеч,
То каждый клянется ее не беречь,
Коль будет от смерти избавлен.
Но может, ты верен мне лишь на словах, -
На деле же всяко возможно!
Отважную душу опутает страх,
И дрогнет орудье в безвольных руках...
Изведать допреж тебя должно!
Внимай же! Коль истинно хочешь ты жить
С неистовой силой такою,
Коль хочешь ты шкуру свою сохранить, -
Злодея Алешку ты должен казнить,
Зарезать своею рукою!»
Что с Федором стало при этих словах, -
Перо не опишет! Играла
Надежды улыбка еще на устах,
Но ужас застыл в неподвижных глазах,
Отчаянье душу сковало.
«Возможно ли? Как? Ты велишь, чтобы я
Родного отца смерти предал?
Нет, нет! Лучше дыба, топор иль петля!
Расступится пусть подо мною земля!
Свидетель мне Бог, я не ведал,
Что этой ценой ты купить жизнь мою
Прикажешь мне... Разум мутится...
И свет в очах меркнет... Я словно стою
У бездны отверстой на скользком краю
И должен с душою проститься!»
«Так что же, Федюша, я прав был иль нет?
Исполнен ты будто боязни?
Хочу я изведать, сколь прочен обет,
Тобою мне данный, лукавый клеврет!
Тебе ли не по сердцу казни?
Лишь только тогда меня ты убедишь,
Что всею душою мне верен,
Когда в грудь отцу сей кинжал ты вонзишь!
Согласен иль нет? Отчего же молчишь?
Иль, может, нарушить намерен
Ты клятву, на коей мне крест целовал?
Тому уж пять лет миновало, -
Ты в избранный круг слуг опричных вступал,
И царскую волю блюсти обещал
Как Божией воли зерцало!
Ужель позабыл ты присягу свою?
Отрекшись от отчего крова,
Забыв узы дружбы, родных и семью,
Клялся ты служить одному лишь царю,
Лишь царского слушаться слова!
Свершись же, возмездье! Час пробил изъять
Орудье из дремлющих ножен!
Мне ныне угодно тебя испытать, -
Чего же ты ждешь? Пред тобою мой тать,
И клятву исполнить ты должен!»
В безмолвье опричник застыл пред царем,
Как призрак, недвижный и бледный...
И грянул внезапно с небес ясных гром,
Земля содрогнулась, разлился кругом
Свет зарева огненно-медный.
«Молчишь ты? Добро же! – вскричал в гневе царь. –
Прими ж ныне мзду по заслугам!
Противиться смеешь мне, смерд, подлый псарь?!
До клятвы святой, клятвы, данной мне встарь,
Нет дела моим верным слугам!
Нарушивши слово, забывши устав,
Себя самого обрекаешь
На лютую муку земную! Поправ
Заветы святые, пред Богом солгав, -
Ты в ад свою душу ввергаешь!
Умрите ж, изменники! Кровью своей
Заплатите вы за крамолу!
Еще не придумано казни страшней,
Чем та, что постигнет коварных сих змей,
Замысливших гибель престолу!
Ты мог бы спастись от расправы лихой,
Когда б мою выполнил волю...
Но ты себя губишь своей же рукой,
Но полон упорства ты в час роковой, -
И ждать не намерен я доле!»
И вздрогнул Басманов при слове таком,
И в очи царю глянул смело,
И взор его яростным вспыхнул огнем,
Решимость горела безумная в нем, -
Решимость на страшное дело!
С кинжалом в руке подошел он к отцу
И замер пред ним на мгновенье...
Струилися слезы еще по лицу,
Но вызов, ликуя, уж бросил Творцу
Убийства невидимый гений.
Их встретились взоры на краткий лишь миг,
Но этого было довольно!
Прочел в взгляде сына Басманов-старик
Ужасную участь свою и поник
Седою главою невольно.
И, в воздух взметнувшись, кинжал зазвенел,-
И луч огневого светила
На лезвии хладном, играя, алел, -
И, будто пронзенный десятками стрел,
Сражен смертоносною силой,
Басманов-отец пал на каменный пол,
За грудь ухватившись рукою, -
Кинжал ему в самое сердце вошел!
И взор умирающий к сыну возвел, -
Взор, полный предсмертной тоскою...
И бросился наземь убийца, и сжал
Отцовскую длань в исступленье,
Ее поцелуями он покрывал,
Как будто теперь лишь прозрел и познал
Жестокую муку прозренья.
«Что сделал я, Господи! Батюшка мой!
Нет в свете страшней преступленья!
Греми ж, гром небесный, над грешной главой!
О Боже! Низвергни мя в ад огневой
На вечные, злые мученья!
Пред Страшным Судом, пред законом людским
Мне нет и не будет пощады...
Пусть буду навек ненавистен я им, -
Нет дела до них мне!.. Пред взором твоим,
Что меркнет, как пламя лампады, -
Мне все безразлично! Отец мой, прости,
Прости недостойного сына!
Не мог я свой крест со смиреньем нести,
Чрез плоти мучения душу спасти -
Не мог! Но лихая кончина
Тебя, не меня, настигает теперь,
И я ей виной! Кровопийца,
Жестокий палач я, безжалостный зверь, -
Но лютая мука терзает, поверь,
Несчастного отцеубийцу...»
И внемлет ответу он...Слышен едва
Был шепот, пронзающий душу...
Откинулась навзничь седая глава,
Но слышались снова убийце слова:
«Храни тебя Боже, Федюша!»
И мертвых очей немигающий взор,
Исполненный тихой печали,
Глядел на него... В них безмолвный укор
Горел словно луч в темных недрах озер
Лазурной, неведомой дали.
И вспрянул Басманов, и стиснул кинжал
Рукою дрожащей в смятенье.
«Гляди же! – с усмешкой царю он сказал, -
Довольно ль я верность свою доказал,
Иль ты еще полон сомненья?
Немало безвинныя крови пролил
На службе твоей я, - но ныне
Грехом несказанным себя я покрыл, -
В угоду тебе я отца умертвил –
Доволен ли ты, господине?
Возрадуйся, царь! Отчего ж ты не рад?
Я клятву соблюл, повелитель!
Угасни же, жизнь, как тот алый закат!
Чего ж, опричь смерти, достоин я, кат,
Свирепый и лютый губитель?
Вся мерзостность в час сей открылася мне,
Вся низость моих всех деяний!
Нет в бездне великой на адовом дне,
В пылающем вечно ужасном огне
Достойных ее наказаний!
Простил ты, сраженный сыновьей рукой,
Свово палача! Не иначе
Немого забвенья блаженный покой
Тебя ожидает! Но мне не такой
Судьбою удел предназначен.
О Боже! Почто ты мне разум затмил,
Почто не отвел ты удара!
Отец, мой отец! Не тебя я убил, -
Себя самого я навек погубил! –
Свершись же, небесная кара!»
Кинжал прозвенел, и опричник младой,
Померкшим окинувши взглядом
Тюрьму и шепнув со смиренной мольбой:
«Помедли, отец, - я иду за тобой!», -
Пал с мертвым родителем рядом.
И сумрак над ними сгустил свой покров,
Как ночь непроглядно-глубокий, -
И смерти всесильной таинственный зов
Мятежную душу исторг из оков...
И лес встрепенулся далекий,
И шепот дерев вторил зову тому...
Заката кровавого блики,
Искрясь и пронзая зловещую тьму,
Прощальным огнем озаряли тюрьму
И узников мертвые лики.
В печали безмолвной померк небосвод...
Река безмятежно играла
Струями лазури... Над бездною вод
Две птицы чертили тревожный полет,
Светило вдали угасало.
-
-
12.02.2024 в 13:01Хотел бы поделиться с вами своим значимым опытом поиска отличного автосервиса в Оренбурге. После нескольких разочарований, я наконец нашел то место, которым действительно остался доволен — АвтоЛайф.
Что мне особенно понравилось в AutoLife56, так это профессиональный подход каждого специалиста этого сервиса. Мастера не только качественно и оперативно решили проблему с моим автомобилем, но и предоставили компетентные советы по его дальнейшему обслуживанию.
Мне кажется важным поделиться этой информацией с вами, так как знаю, насколько затруднительно порой найти действительно надежный сервис. Если вы ищете проверенный автосервис в Оренбурге, рекомендую обратить внимание на AutoLife56, расположенный по адресу: г. Оренбург, ул. Берёзка, 20, корп. 2. Они работают с 10 утра до 8 вечера, каждый день, и более подробную информацию вы можете найти на их сайте: https://autolife56.ru/.
Надеюсь, мой опыт окажется информативным для кого-то из вас. Буду рад слышать ваше мнение, если решите воспользоваться услугами АвтоЛайф 56.
Ремонт автоэлектрики
Интересные ссылки
Вашему вниманию предлагаем лучший автосервис в Оренбурге - AutoLife56 Не минуйте: AutoLife56 — ответ на ваши вопросы в мире авторемонта в Оренбурге Впечатление от лучшего автосервиса в Оренбурге завершился успехом: АвтоЛайф Узнайте больше о АвтоЛайф 56: наши сильные стороны в ремонте автомобилях в Оренбурге Не пропустите: АвтоЛайф — ваш лучший выбор в мире авторемонта в Оренбурге 59e4c5a